Оказавшись вдали от России, Чулпан Хаматова продолжает осмысливать не только свою новую жизнь в Латвии, но и болезненные изменения, происходящие в восприятии того, что еще недавно казалось незыблемым. Одним из таких понятий для неё стал русский язык — язык, на котором она говорила с детства, играла в театре, читала стихи и рассказывала миру истории людей.
Сегодня, по словам актрисы, русский язык оказался в плену стереотипов и политических смыслов. В Латвии, где она теперь живёт, Хаматова наблюдает «глубокую травму, связанную с национальной идентичностью, с языком» — травму, которую никто не лечит. Вместо осознанной работы с этим наследием, она сталкивается с «примитивным отказом от русского языка как средства коммуникации».
«Мне горько, что русский язык просто отдан стороне зла», — говорит Хаматова. Её поражает, как легко этот язык оказался на другой стороне баррикад — как будто его история, культура, поэты и мыслители ничего не значат. «Почему его так легко сдали? Почему он вдруг стал языком агрессора?», — задаётся вопросом актриса.
Для неё русский язык — это язык милосердия, любви, культуры, язык людей, которые «не предали свои идеалы». Он не может принадлежать только одним — и не должен становиться заложником политической риторики.
«Мы что, вместе с языком отдали и Пастернака, и убитого Мандельштама, и Цветаеву, и высланного Бродского? Это глупо», — говорит она. «Мы сами слили всё. Побеждают опять самые примитивные решения. Русский язык, как кетчуп, ушёл туда».
В качестве противоположного примера Хаматова приводит Грузию — страну, тоже пострадавшую от России, но где, по её словам, люди не расплёскивают свою боль на всех русскоговорящих, а стремятся сохранить внутренний свет. «Да, бывают перекосы на местах, но в целом там стараются идти навстречу друг другу. И это вызывает уважение».
Для Чулпан Хаматовой русский язык остаётся частью личной и культурной идентичности. Это язык, на котором она до сих пор думает, пишет, чувствует. И она не готова его отдавать — потому что верит: его можно и нужно отвоевать, вернуть ему честь, смысл и гуманистическое звучание. Иначе, по её словам, мы рискуем потерять не только слова — но и саму суть того, что делает нас людьми.
