Кристина Орбакайте, российская певица и актриса, наконец-то отреагировала на решение властей Латвии объявить её персоной нон-грата и отменить запланированный концерт. Её заявление прозвучало громко и эмоционально, но оставило после себя больше вопросов, чем сочувствия.
«Это нарушение всех международных норм и принципов, на которых строится современный мир. Это решение нарушает не только мои права как артистки, но и основы международного права, свободы слова», — заявила Орбакайте.
По её словам, она всегда оставалась «вне политики» и говорила «языком искусства». Но вот в чём проблема: быть вне политики с 2022 года — это уже тоже политическая позиция. Причём довольно удобная. Молчание, уклончивость и отсутствие чёткой оценки происходящего — всё это воспринимается не как нейтралитет, а как попытка избежать ответственности.
Кристина утверждает, что искусство должно объединять, а не разделять. С этим сложно поспорить. Но когда артист сознательно выступает на территории оккупированного Крыма, игнорируя нормы международного права, возникает закономерный вопрос: действительно ли её творчество «вне границ»? И если «музыка — не оружие», то почему она стала инструментом легитимации аннексии?
Особенно остро на фоне её заявления звучат воспоминания о том, как многие другие российские артисты — от Максима Галкина до Лии Ахеджаковой — не побоялись выразить открытый протест против войны, хотя это стоило им репутации, карьеры, а иногда и возможности жить в родной стране. И в этом контексте позиция Орбакайте выглядит как попытка сохранить комфорт в условиях, когда нравственный выбор требует жертвы.
«Спасибо всем, кто поддерживает меня в это время. Музыка продолжает звучать, концерты продолжаются», — завершила Орбакайте своё обращение.
Да, концерты продолжаются. Но не в Латвии, и, вероятно, не в других странах, где культура — это не просто развлечение, а часть общественного диалога. Потому что диалог невозможен без честности, а честность — это в том числе и умение назвать войну войной.
Заявление Кристины Орбакайте — это пример типичной тактики «белого пальто»: дистанцироваться от всего, но при этом требовать к себе уважения как к «жертве системы». Но в мире, где культура давно стала частью глобальной повестки, артист не может быть просто певцом. Он становится либо голосом совести, либо молчаливым пособником.
И в этом смысле Латвия сделала выбор. И, возможно, не последний.
